Анна Каретникова, юрист, литератор, участник Антивоенного Клуба, член Правозащитного Центра "Мемориал", участник форума ВойнеНет.Ру. Политические убеждения: либерально-патриотические.

Городок беженцев из зоны осетино-ингушского конфликта 1992 года находится в двадцати минутах езды от Назрани, на территории Северной Осетии – Алании. Около 12 лет в поселке Майский, в лагере для перемещенных лиц, далеко не единственном таком в Северной Осетии и Ингушетии, проживают 78 ингушских семей – около 1200 человек, лишенных нормального жилья, средств к существованию, регулярного медицинского обслуживания, возможности трудоустройства. В отличие от чеченских беженцев, беженцы были обойдены гуманитарной помощью международных организаций. Отчасти, потому, что ингушские не были легализованы данным статусом, вследствие чего не могут рассчитывать и на Зимой в Майском отключали электричество: за него платить должны были беженцы, а денег на это у них не было. В течение этих 12 лет обитатели Майского существовали в основном на детские пособия, а треть детей лагеря не имела возможности посещать школу. На сегодняшний день работой обеспечены лишь 12 человек.
16 июля – тринадцатый день голодовки, которую объявили десять ингушей, требуя вернуть их в те места, откуда они были изгнаны войной – в свои дома в Северной Осетии – Алании. Об этой голодовке не сообщают по телевидению, хотя побывали в Майском съемочные группы НТВ и РТР.
- У нас есть телевизор, мы смотрим – ни один сюжет не прошел, - сокрушается голодающий. – Из Ингушетии никто к нам не приезжал, никому не интересно. А мы телеграммы давали: прокурору Чайке давали, в Госдуму, в правительство давали. Пропадают куда-то наши телеграммы. Может, блокада?
Рядом с голодающими, неподвижно лежащими в одном из вагончиков, находится врач, звать врача – Лиза.
- Вот этого человека состояние крайне тяжелое, - показывает она на одного из лежащих мужчин, выглядящего действительно скверно, - его госпитализировали в клиническую больницу, оперативное вмешательство в анамнезе. Но он от медицинской помощи отказался. Да тут у всех так… Истощение, могут наступить необратимые изменения в организме. Если они продолжат голодать – я не могу дать никаких прогнозов. – Женщина-врач разводит руками. - Я не могу дать…
- Мы останемся здесь до конца, - тут же отзывается один из голодающих. – Мы отсюда не уйдем, это однозначно. Мы не требуем никаких льгот, ничего, кроме того, что написано в конституции: права на свободу передвижения.
Стены вагончика увешаны плакатами, на плакатах разноцветными красками цитаты из этой самой Конституции, касающиеся указанного права.
- Они говорят, это – тупиковая ситуация, - продолжает мужчина. – Как же так – тупиковая? Мы хотим только вернуться в свои дома, вернуться туда, где родовые могилы, и жить там. Нельзя жить без медицинской помощи, без работы – а как мы можем получить это без прописки? Есть у нас права, или нет их?
Права, в соответствии с законом и Конституцией, - есть. Однако в реальности проблема оказывается если и не тупиковой, то исключительно запутанной и сложной. Долгие годы российские власти не решали проблему, а как бы консервировали ее в надежде на то, что она разрешится как-нибудь сама. И отчасти проблема разрешалась: сотни изгнанников из Осетии обзавелись каким-то жильем в Ингушетии, осели в ней, успокоились. Часть обитателей Майского совсем недавно перебралась в предоставленный им более благоустроенный поселок.

Однако оставшиеся в Майском, апеллируя к российскому законодательству, требуют одного – возвращения на свою родину, в Северную Осетию. Ответы должностных лиц бывают разнообразными. Бывают обещания разобраться и решить проблему по существу. Бывают официальные отказы: в связи с невозможностью возвратить людей к месту былого проживания в связи с тем, что оно находится в природоохранной зоне. В связи с тем, что не может быть силами местных силовых структур обеспечена безопасность ингушей-возвращенцев среди недружелюбных осетин. Здесь следует обратить внимание и на то, что часть домов, принадлежавших ингушам, давно занята другими беженцами – из Южной Осетии. Возвращение бывших хозяев по понятным причинам не вызывает у них восторга и понимания. Были случаи, когда возвращающихся ингушей встречали демонстрации: мы не хотим жить рядом с ними! Еще более обострилась ситуация после захвата школы в Беслане, который общественное осетинское мнение еще в первые часы захвата во многом приписало злой воле именно ингушей. Итак, разгневанные (и несанкционированные, что не помешало им состояться) демонстрации встречали бывших хозяев, и не в силах противостоять гневу хозяев новых, автоколонны, недолго постояв, разворачивались и уезжали. На будущее это становилось подтверждением нехитрого тезиса: да, они не могут жить рядом. Вот пусть и остаются, кто где есть, так всем спокойней будет.
- Но это они сами придумали, они сами насаждают это как руководство к действию и тем только обостряют конфликт, - хором возражают эксперты гуманитарных организаций и местные жители. – В тех местах Осетии, куда ингуши всё же возвратились, ничего ужасного не происходит. Бывают эксцессы, но постепенно они привыкают и живут нормально, по-соседски. Другое дело – что властям этот конфликт может быть выгоден. Консолидация североосетинского общества во многом строится на общем неприятии, общей враждебности к ингушам.

Тезис о невозможности совместного проживания с ними был официально продекларирован осетинской стороной. А России легче отмахнуться от этой проблемы. Кроме того, христианская Осетия всегда была оплотом, форпостом России на мусульманском Северном Кавказе, зачем внутри нее пусть маленький, но мусульманский ингушский анклав? Да и консолидированное против ингушей осетинское мнение, возможно, важней интересов нескольких тысяч ингушских беженцев.
Нельзя сказать, что власти полностью самоустранились. Ингушам предлагают компенсацию взамен на отказ от требований о возвращении в РСО-Аланию, и, как говорят, на сумму этой компенсации худо-бедно, но можно обустроиться. Но кавказская традиция привязанности к дому, к местам захоронения своих предков на много поколений назад, упорно влечет ингушей назад, в те места, где их безопасность «не может быть обеспечена». Жить рядом с теми, с кем они рядом «сосуществовать не могут».
- Мы тут останемся до конца, - повторяет голодающий, опасаясь, возможно, того, что недостаточно четко выразил свои намерения, или в их серьезность не поверили. – Мы никуда отсюда не уйдем.
Врач вздыхает и разводит руками.
- Но ведь вы уже больны, а у вас – такая большая семья, а уже тринадцатый день как власти не спешат выполнять ваши требования, - осторожно напоминаю я, - быть может, не следует оставаться «до конца» сейчас?
- А что семья, - как ее кормить, если работы нет, без прописки на работу не устроишься, всё равно выхода нет. Нет, мы останемся до конца.
Остальные мужчины, лежащие на топчане, кивают головами. Стоящие вокруг женщины переговариваются одобрительно.
Силы и уверенность голодающим придает то, что аналогичные акции уже предпринимались ингушами в Северной Осетии, и ряд из них увенчался успехом. Голодавшим удалось надавить на власти и вернуться на желанные территории. Кто его знает, как обернется дело на этот раз. Голодовка – жест отчаяния, безысходности, радикальнейшая форма ненасильственного требования. Но если уж по большому счету – метод ли голодовка? Что, если южные осетины, опасаясь выдворения из вновь обретенного жилья, предпримут аналогичную акцию? Ситуация станет еще тупиковей?
Пригородный район – яблоко раздора между двумя соседствующими народами – осетинами и ингушами, которые, как рассказывают местные жители, умели жить в мире и согласии. Были и смешанные браки, и общие на оба народа фамилии, и взаимные посещения на праздники и похороны. Особой идиллии не было никогда, а опасные игры с переделом территорий в краю, где земля ценится на вес золота, породили взаимную ненависть и рознь. В 1924-м году при создании Ингушской автономной области к ней отошли земли Пригородного района и часть Владикавказа. Осетинская сторона полагает, что такова была уступка Советской Власти ингушам в благодарность за поддержку в раскулачивании и изгнании казаков, прежде проживавших на спорных территориях. Однако если это и была благодарность, хватило ее ненадолго: в 1944 году оказанная услуга была позабыта, и ингуши вместе с чеченцами отправились вслед за уничтоженными или высланными ранее казаками. И, к их, ингушей, возвращению из ссылки дома в селах Пригородного района были заняты уже новыми хозяевами, осетинами, часть из которых спустилась на равнину также не по своей воле, но успела обжиться. Взаимной симпатии народам это также не добавило. Власть чинила достаточное количество препятствий к возвращению ингушей на старые места, однако преодолевая эти препятствия, многие возвращались. Дома у осетин выкупались, отказ в прописке преодолевался извечным способом – взяткой.
Однако Пригородный район не вернулся в состав Ингушетии: после перераспределения территорий 1944 года он остался в составе Северной Осетии. Это на ее территорию теперь возвращались ингуши. Постепенно взаимное неприятие сглаживалось, хоть претензии ингушей на спорную территории прорывались – так, например, в 1973-м году ингушская интеллигенция в Грозном открыто выступила за возвращение Чечено-Ингушетии Пригородного района. Принятый в 1991-м году закон «О реабилитации репрессированных народов» послужил катализатором конфликта, легитимизировав территориальные претензии ингушей. Общая социальная нестабильность, свободный доступ к оружию в регионе, неспособность властей найти механизмы урегулирования противоречий привели к межнациональному взрыву. Пролилась кровь. В конфликт вмешались федеральные российские войска. В 1992-м году десятки тысяч ингушей были вынуждены вновь оставить свои дома и искать спасения в Ингушетии.
И опять, как и в 1957 году, только лишь получив такую возможность, потянулись ингуши в свои (осетинские? казачьи?) сёла. И снова власть поставила на их пути изрядное количество препятствий. А ингуши в Майском объявили голодовку.
У одного из голодающих в Майском в этом году умер сын. У него было больное сердце. После первой операции парень нуждался во второй, в кардиологических центрах Москвы или Новосибирска, но министерство здравоохранения Северной Осетии то ли из вненациональной бюрократии (прописки-то нет), то ли из националистической вредности (да ингуш же! Поэтому и не дали! – убеждены ингуши) не спешило дать направление сыну ингуша-«отказника», проживающему в вагончике. Он умирал-умирал и зимой умер. Отец, то ли из упрямства, то ли по привычке, приходит в знакомое министерство и спрашивает направление для ребенка. Направления нет до сих пор. Но чиновники из министерства надежды не теряют. Может, вопрос еще решится положительно. Надо только подождать…
А что с теми ингушами, которые ждать и бороться устали? Они постепенно сдались: приняли предложение отказаться от надежд на возвращение в родовые дома (кстати, дома эти, желанные, - всего в часе езды от Майского) в обмен на прописку и предоставление компенсаций. И перебрались в поселок Новое. В такие же вагончики. Компенсаций для этих «соглашателей» нет до сих пор, чистой воды нет, якобы переданные им участки земли в собственность не переданы, и многие уже подумывают о возвращении назад, в Майский. Чтоб там ждать дальше.
Всё возвращается на круги своя. Ингуши «идут до конца», власть по мере сил занимает выжидательную позицию. Прописка в Осетии для ингушей неофициально закрыта. Они не смогут жить вместе.
- Нормально они живут там, где ингуши всё же вернулись, - возражают правозащитники. Там, где власть сама не разжигает вражду, где осетинские и ингушские дети совместно учатся в общих школах, где оба народа расселены дисперсно, дворы стоят вперемежку – там нормально. Они просто вынуждены воспринять свое соседство как данность. Не копить обиду и ненависть, а жить и приспосабливаться. В этих вагончиках, в городках беженцев вырастает поколение, ненавидящее осетинов, воспитанное на неотмщенной обиде предков, изгнанных один раз, изгнанных и второй. Ведь именно в этих вагончиках власть рискует вырастить тех «боевиков», что поддержат любое сопротивление, лишь бы оно спросило у виновных за причиненную им обиду, за детство без образования, без медицинской помощи, без родного дома. Так уже было, на стороне чеченских сепаратистов воевали ингушские отряды. Лишь возвращение в родные села даст людям ощущение восторжествовавшей справедливости, позволит обрести покой.
Но возможен ли этот покой в Пригородном районе.
- Эти осетины, наших детей свиньям скармливали, теперь хотят, чтоб мы перед ними на колени встали? Надгробными камнями наших могил дороги мостили, свинарники выкладывали, теперь хотят, чтоб мы перед ними на колени встали? Не выйдет. Пригородный район – ингушская земля.
Из возвратившихся к местам былого проживания ингушей на сегодняшний день в Осетии похищено восемь человек. Труп одного из них обнаружен впоследствии. Косвенные доказательства указывают на то, что похищались те, кого можно было заподозрить в причастности или в родстве с причастными к Бесланским событиям.

Из заявления Льяновой Розы Руслановны (ингушки), проживающей в РСО-Алания. «23 мая 2006 года я поступила в роддом № 3 РКБ г. Владикавказа. 28 мая перед утренним обходом медсестра сообщила мне о том, что меня вызывают в ординаторскую. В кабинете была только Албегова Майя Харитоновна (осетинка – прим.автора). Она меня спросила, на каком основании я нахожусь в больнице, на что я ответила, по направлению от участкового врача, что поступила с диагнозом «угрожающие роды». На что она мне ответила – собирай вещи и езжай рожать в Ингушетию. На мой вопрос: почему я должна ехать туда в таком состоянии, я прописана здесь, - она вскочила и стала на меня дико кричать – Да ты бессовестная такая, ты еще спрашиваешь меня – почему?! Еще возмущаешься, твари такие, вы истребили половину моей нации, вы ведь убийцы, как можно лечить вас и ваших ублюдков, да еще роды у вас принимать, убирайся отсюда, чтоб через 5 минут духа твоего тут не было!»
Льянова Роза Руслановна под диктовку другого врача написала расписку в том, что претензий к медперсоналу не имеет, из роддома выписывается добровольно. По ее словам, ей стало плохо, началась истерика. Когда беременные женщины-осетинки пытались помочь ей собирать вещи, разгневанная врач набросилась на них, ругая дурными словами,
кричала: вспомните Беслан! Да их травить надо…
Кто-то потом, уже позже, объясняя ситуацию, сказал: у нее родственники в Беслане погибли…
- Существует Конституция, согласно закону у ингушей есть право свободного перемещения. Изъятий из этого закона быть не может. Государство обязано соблюдать свои законы, - утверждают правозащитники. – Власти Осетии говорят: в некоторых населенных пунктах морально-психологический климат для возвращения ингушей не созрел. (Это именно те населенные пункты, куда требуют возвратить их голодающие: села Терк, Октябрьское, Ир, Тарское, Чермен – прим. автора). И еще: помимо права, есть еще и справедливость. И пока справедливость не восстановлена – не будет мира. А Россия однозначно поддерживает позицию одной из сторон конфликта, в то время как виноваты были обе. А значит, другая сторона с неизбежностью чувствует себя проигравшей. И ждет момента, когда сможет взять реванш.
Роза Льянова «добровольно» ушла из Владикавказского роддома 28 мая. 28 мая в роддоме в Ингушетии у нее родился сын. Назвали мальчика Ислам.
- …Не надо только думать, что они только и хотят друг друга убивать и выгонять. И в самый страшный период конфликта люди спасали друг друга, ингуши прятали осетин, осетины прятали ингушей, не надо только одного делать: нагнетать этот конфликт. Не надо негласно возводить дискриминацию в ранг закона. Люди сами разберутся.
Да, но как минимум однажды – не разобрались. По данным Прокуратуры РФ с 31 октября по 6 ноября 1992 года в вооруженном столкновении на территории Пригородного района погибли 583 человека, ранены 939, без вести пропал 261, 1093 человека содержались в заложниках. В том числе - Роза Льянова.
«…У меня началась истерика, я плакала и не могла остановиться, я еще не забыла событий октября-ноября 1992 года, когда я со своей семьей, с годовалым ребенком находилась две недели в заложниках, о пытках, перенесенных нами за это время. Всё это мгновенно всплыло в моей памяти. Эти врачи (не буду клеветать на всех) могут ли такие люди работать врачами? Ведь они давали клятву Гиппократа. Я обратилась к ним, считая их врачами, за помощью, а оказалось это вовсе не врачи, а гестаповцы, - во время войны они и то своим врагам оказывали помощь…»
- Здесь, на Кавказе, просто так нельзя землю забирать, потом отдавать, и еще раз забирать, другим каким-то отдавать… Здесь у всякой земли есть свой хозяин. Вот в 57-м году Пригородный район ингушам не вернули, зато два других района дали, как бы взамен, так? Ты спроси – хоть один ингуш там живет? Нет там ингушей. Чеченцы живут, ингуши – нет. А знаешь, почему? Потому что это не ингушская земля. Это казаков земля. Там казаки жили. И когда-нибудь они вернутся и потребуют свою землю обратно, и это будет справедливо. А в Пригородном районе ингуши жили. И они должны туда вернуться. И вернутся.
В материалах 18 сессии ВС СОССР от ноября 1992 года и 2-го съезда осетинского народа от 1993 года содержится тезис о «невозможности совместного проживания с ингушами». Статья 11 Конституции Ингушской Республики по сию пору гласит: «возвращение политическими средствами незаконно отторгнутой у Ингушетии территории и сохранение территориальной целостности Республики Ингушетия – важнейшая задача государства». В 2002-м году президенты обеих республик подписали соглашение «О развитии сотрудничества и добрососедства» - первый серьезный политический шаг в сторону мира после событий 1992 года. Теперь следует делать новые шаги, и в первую очередь свою политическую волю должна продемонстрировать Россия.
Осетино-ингушский конфликт – первый в постсоветской России, но до сих пор не урегулированный, вспыхнувший и законсервированный до будущих времен. И сейчас у России есть силы и возможности его решить. Более того, она – правопреемник, а значит - наследник не только территорий, входивших в СССР, но и тяжелого груза ошибок и преступлений, совершенных им когда-то, - обязана это сделать.
Дать возможность остаться и начать жить по-человечески оставшимся в Ингушетии, проконтролировать и обеспечить выплату полагающихся по закону компенсаций.
Обеспечить в соответствии с российским законодательством возвращение и безопасность проживания в РСО-Алании тем, кто намерен туда вернуться.
Улучшить условия проживания людей, ожидающих возвращения. Используя международный опыт постконфликтного строительства и миротворческой работы помочь людям учиться жить по соседству.
Неустанно отслеживать ситуацию в проблемном регионе, жестко и решительно подавлять националистические выступления, не занимая стороны ни одного из конфликтующих народов.
Путь к выходу из «тупика» – не в пассивном (а по сути – попустительском) выжидании, он – в движении, то есть в действии. Просчитанном, тысячу раз выверенном действии, но у России уже было время на выверение и просчитывание. Оказавшись в тупике не следует садиться и ожидать, что твои проблемы разрешатся как-то сами. Не следует и утешать себя тем, что это – не твои проблемы. В случае с республиками взрывоопасного Северного Кавказа это никак не соответствует действительности.

Майский - Назрань