От инженерной разведки - саперов - в то время зависело не все, но многое. Рискуя своими жизнями, они отвечали за жизни других, порой совершенно не знакомых им людей, которые пойдут следом. В декабре 2002 года авторы этих строк с брони зенитной установки наблюдали за работой инженерной разведки ставропольских десантников в Ножай-Юртовском районе Чечни.

Растянувшаяся цепочка с щупами и металлоискателями. Полная сосредоточенность, абсолютное спокойствие. Нервничать и отдаваться во власть эмоциям здесь нельзя. Каждая кочка, каждый кустик знаком, и не дай бог ему за ночь хоть как-то видоизмениться... Команда «Стоп!». Прикрытие занимает круговую оборону - один из бойцов на небольшой кучке с мусором не нашел свою метку, оставленную накануне. Слепо доверять аппаратуре нельзя - по Чечне валяется столько железа, что металлоискатель звенит в ушах практически непрерывно. Поэтому саперы оставляют свои метки на местах, где теоретически можно заложить фугас. Если она сдвинулась или исчезла - что-то не так.

К мусору подходит командир группы инженерной разведки, 10 минут ковыряется, подает сигнал, все прячутся за броню бэтээров, раздается взрыв. Фугас уничтожен накладным зарядом, можно ехать дальше. И так по нескольку раз в день, без выходных, больничных или отгулов...

Сапер Сергей Аракчеев, молодой лейтенант, только окончивший Северо-Кавказский военный Краснознаменный институт Внутренних войск во Владикавказе, попал в Чечню в 2002 году в составе полка дивизии Внутренних войск имени Дзержинского. Он мог бы отказаться от командировки, но отправлять своих бойцов одних не захотел и написал рапорт. Рутина быстро затянула. В день по 16 километров пешком, за восемь месяцев службы - ни одного подрыва на вверенном маршруте. В трофейной коллекции - около тридцати ваххабитских «сюрпризов». От банальных растяжек до связки 152 мм артиллерийских снарядов, сдувающей на десятки метров танк, как порыв ветра - тополиную пушинку. Командировка пролетела незаметно. Сергей вернулся в дивизию, куда из Ханкалы пришло распоряжение прокурора направить Аракчеева в Чечню для следственных действий.

Спустя несколько дней он и старший лейтенант-разведчик Евгений Худяков из той же дивизии стали подозреваемыми в убийстве трех мирных чеченцев. Их процесс шел пять лет параллельно с делом группы спецназа ГРУ капитана Ульмана («КП» подробно рассказывала об этом процессе в статье «И тогда он получил приказ - чеченцев расстрелять» за 15, 16 и 17.05.07 и на сайте kp.ru). Как и в том громком деле, присяжные дважды оправдывали офицеров, не найдя убедительных доводов стороны обвинения. Как и в том процессе, был назначен третий суд с одним профессиональным судьей. Как и группе Ульмана, Аракчееву и Худякову были вынесены обвинительные приговоры с длительными сроками. И, как в истории со спецназом ГРУ, на оглашение приговора явились не все обвиняемые. На скамье подсудимых отсутствовал Евгений Худяков. Сейчас он объявлен в федеральный розыск. Слишком много параллелей, за исключением одного момента. Если в деле Ульмана спецназовцы не отрицали факта расстрела чеченцев (защита офицеров доказывала, что они по уставу выполняли приказ в условиях боевых действий), то Аракчеев с Худяковым свою вину так и не признали. Что же произошло в январе 2003 года в Грозном на дороге к аэродрому «Северный»?

По версии обвинения, 15 января 2003 года в Грозном Аракчеев с Худяковым в черных масках, закрывающих лица, на бэтээре остановили старенькую, скрипящую рессорами «Волгу». Вывели из нее пятерых местных жителей - водителя Юнусова и четырех женщин. Машину расстреляли, шофера закинули в десантное отделение бронетранспортера, а женщинам приказали проваливать. Затем свернули на дорогу к аэропорту «Северный» и через пять минут тормознули «КамАЗ». Троих его пассажиров - Янгулбаева, Джамбекова и Хасанова - убили в упор, а грузовик взорвали. После чего они вернулись в расположение части, полночи пытали захваченного Юнусова, а к утру отвезли и бросили его возле расстрелянной «Волги», которая почему-то за это время не заинтересовала ни местных жителей, ни милицию. Хотя в общем-то тогда по ночам ездить было не принято.

Страшное по своей жестокости и странное по своей бессмысленности преступление. Преступление, за которое Аракчеев и Худяков получили по 15 и 17 лет соответственно, были лишены наград и званий. По стране прокатились митинги в поддержку военных, по войскам прошел недовольный шорох, в Интернете разгорелась жаркая дискуссия между сторонниками офицеров и правозащитниками, между патриотами красными и коричневыми... Как это ни странно, но судебным процессом были возмущены и националисты, и представители либерально-правозащитного лагеря. Одни посчитали процесс судилищем над русскими офицерами, другие - издевательством над институтом суда присяжных. Ведь они действительно дважды оправдали и Аракчеева, и Худякова...

Спустя ровно пять лет со дня убийства мы стоим на повороте с Петропавловского шоссе Грозного на проселочную дорогу, ведущую к аэропорту «Северный». Именно на ней, по версии обвинения, лейтенант Аракчеев и старший лейтенант Худяков ни с того ни с сего убили троих мирных жителей.

- Они в тот день хорошенько обмыли, как у вас это называется - «сороковка» или «восьмидесятка»? Дату гибели командира своего, - эмоционально и сбивчиво начинает свой рассказ брат одного из погибших Шарани Джамбеков. - И решили пролить кровь, как у них называется, поехали мочить «чехов». Сначала остановили «Волгу» Шамсуда Юнусова. БТР поперек резко встал, весь грязью облепленный, номера затерты, люди в масках соскочили. Его вывели и обшарили. А женщинам приказали сесть на землю. Потом расстреляли машину. Юнусова скрутили, закинули в БТР и поехали в сторону «Северного».

Наша «восьмерка», проваливаясь в борозды танков и бронетранспортеров, ползет по проселочной дороге к аэропорту. Несколькими годами раньше на предельной скорости мы проскакивали ее на бронетранспортерах и в кузовах военных грузовиков. Сверху - на горе - стояли батареи артиллерии, снизу - как на ладони весь Грозный. Только у поворота с Петропавловки раньше стоял блокпост, и гражданским машинам путь сюда был заказан - только по спецпропускам.

- Наших ребят наняла строительная фирма, выполнявшая работы на аэродроме, - поясняет Шарани Джамбеков. - В тот день они везли стройматериалы на «Северный». Вот здесь, на спуске, у них из кузова выпали несколько досок, и они остановились, чтобы их загрузить. Тут и подъехал БТР этих. Кстати, с блокпоста, который раньше был на повороте, видели все, что тут происходило.

Мы останавливаемся на том самом месте. Шарани, размашисто жестикулируя, рассказывает, что, по его мнению, здесь произошло.

- Тут справа соскочил Худяков, подошел к водительской двери «КамАЗа», вытащил шофера и расстрелял его. Слева подошел Аракчеев, вытащил нашего брата и еще одного и расстрелял.

- Со стороны водителя подошел Худяков, - поясняет нам сумбурную речь Джамбекова чеченский правозащитник Минкаил Эжиев. На суде он был представителем потерпевшей стороны. Родственники погибших на процессе предпочли не появляться. - Он вывел Ингульбаева и забрал у него документы. Потом его выставили к машине, приказали лечь и расстреляли в упор. С той стороны вышли двое. С ними Худяков поступил так же, но один еще живой был.

- Худяков Аракчееву говорит, мол, проверь себя на прочность, замочи «чеха», - горячится Джамбеков. - Тот и выстрелил. Потом они взорвали «КамАЗ» - Аракчеев же сапер. Следствие позже доказало, как машину взорвали. Тысячи людей это видели как на ладони. Даже на блокпосту их видели, они не стали их проверять или останавливать. А затем они приехали к себе в часть, и тут солдаты про Юнусова спрашивают: «А с этим что делать?» Они про него забыли. Ну забрали Шамсуда к себе внутрь и всю ночь измывались. Ногу три раза прострелили левую или правую, избивали его. Расскажи, мол, имена и адреса боевиков. Потом привезли его обратно к «Волге» и выбросили. Его начали искать родственники, живого уже не надеялись найти, но хоть труп, чтобы похоронить. Поехали на эту дорогу. Всех подняли. Милиция приехала, ГАИ. И с двух сторон дорогу медленно прочесывали. Вот случайно и нашли.

Совершенно законный вопрос: откуда стали известны такие кровавые подробности похождений «русских карателей»? Дело в том, что на предварительном следствии свидетели по делу - солдаты - давали показания против Худякова и Аракчеева. И все они были на удивление одинаковыми вплоть до орфографических ошибок. Однако позже практически все от своих показаний отказались, заявив, что давали их под давлением. Кого-то, по словам бойцов, пригрозили бросить в камеру к чеченским боевикам, кому-то пообещали передать ваххабитам адреса родителей. Как бы то ни было, уже на первом процессе у стороны обвинения остались только два свидетеля, главным из которых стал солдат Владимир Цупик. На момент начала процесса он уже отслужил «срочку» и вернулся домой.

- Он на суде сказал: «С этим грузом в душе жить не хочу», - вспоминает Шарани Джамбеков. - Его Аракчеев в Москве разыскивал, но Цупик ему сказал: «Если ты хочешь, чтобы я свои слова назад взял, не получится». И он с отцом на автобусе приехал из Москвы в Ростов. Он давал показания, а они (Худяков и Аракчеев. - Прим. авт.) сидели и улыбались.

Неудивительно, что от слов Джамбекова, пережившего смерть младшего брата, отдает брезгливостью и презрением, причем не только конкретно к этим двум офицером. Долгие судебные передряги трансформировали обиду к отдельным двум людям в, мягко скажем, нелюбовь ко всей военной системе, и теперь создается ощущение, что Шарани Джамбекову было все равно, кого посадят за убийство родственника. Хотя он и говорит обратное.

- Чтобы установить истину, мы даже согласились на эксгумацию.

- По чеченским адатам (горские законы. - Прим. авт.) и по шариату ни в коем случае нельзя трогать погребенных, - старается немного успокоить разволновавшегося Шарани Минкаил Эжиев. - Была пара исключительных случаев. К примеру, кому-то приснилось, что усопший живой. Они действительно выкопали могилу, оказалось, он был живой, но скончался от нехватки кислорода. У другого на пальце перстень остался, молодежь его выкопала, а он глаза открыл. Вот только два таких случая были, и то незаконные.

- Я отправился к нашим старшим спрашивать дозволения, - вспоминает Джамбеков. - Они меня успокаивают: «Их души ушли, а там осталось бренное. Ради истины на все можно пойти». Хотя никто не верил, тогда тысячами губили, стреляли, творили, что хотели. И тут вдруг мы, дураки, поверили русским. Остальные тоже согласились. И представьте - три-четыре села собрались, море народа. Летают вокруг вертолеты, неизвестно - могут обстрелять, могут бомбой закидать. Вскрыли три могилы, увозить тела было категорически невозможно. Народ бы не дал! И прямо там, в могиле, они все это делали. Я там видел - вата слоями. Меня наш старший хватает и уводит: «Пусть он у тебя в памяти живым останется». Я успел увидеть только цвет кожи. И там все это измеряли, следователь сказал, что это поможет.

- Было доказано, что стреляли Аракчеев с Худяковым? - задаем вопрос в лоб.

- Да, там в документах для суда говорится, из какого оружия возможно было убить. Именно вот из специального автомата «Вал», как у Худякова. А адвокат Худякова у меня потом выпытывала, смотрел ли я, как выглядели тела. Она меня выводила из себя. Ну я тогда сорвался, наговорил ей...

Очень сомнительно, что адвокат добивалась именно этого. Скорее хотела обратить внимание на состояние тел (к тому моменту уже прошло четыре месяца после убийства). И на качество самой экспертизы. Ведь к телам не был допущен баллистик - только он по закону может дать заключение, из какого оружия была выпущена пуля. Да и делается это в спецлаборатории, в той же знаменитой ростовской. А здесь трупы осматривал медик прямо в могиле под не самыми дружелюбными взглядами вооруженных местных жителей. О том, чтобы извлечь тела и увезти на качественную экспертизу, речи не шло - ислам запрещает. Как запрещает он и вскрытие тел сразу после убийства. Ведь все можно было выяснить сразу, не доводя до эксгумации. И еще одна странная деталь. Судя по рассказу Эжиева, чей-то сон или дорогой перстень на пальце может стать достаточным основанием для раскапывания могил. А постановление суда о вскрытии - нет. Защита офицеров требовала повторной эксгумации, чтобы извлечь пули из убитых и поставить точку в этом деле. Однако из Чечни пр
ишел ответ, в котором говорилось о невозможности обеспечить безопасность данного мероприятия.

- На суде они выдвинули версию, что есть БТР боевиков, который здесь разъезжает и убивает военнослужащих, - выводит нас из раздумий Минкаил Эжиев. - Ерунда. На месте преступления мы нашли запасное колесо от их бронетранспортера. Оно отвалилось. Эта улика была приобщена к делу. Да и знали они, что боевиков тут нет, они в южной части, в горах. А здесь их быть не могло.

Основные боевые действия к тому времени действительно переместились в горные Веденский, Шатойский, Ножай-Юртовский районы. Но и из Грозного боевики не исчезли. Просто уличные бои перешли в фазу партизанской войны. Войны, в которую было вовлечено в том числе и местное население. В условиях разрухи и безденежья находилось немало желающих за 100 долларов установить фугас у дороги. Отсюда и сухая статистика - за 2002 год только в столице Чечни произошло 70 терактов. Еще около 30 предотвратил Аракчеев со своим инженерно-саперным взводом.

- Но почему же присяжные вам не поверили, может, офицеры действительно не виноваты и надо искать настоящих убийц? - задали мы вертевшийся все это время на языке вопрос.

- Да не нужны нам невинные жертвы, - вновь говорит Шарани Джамбеков. - Если бы я не был уверен в их виновности, я бы первый сказал: «Отпустите их». Просто присяжные в основном русские были, а для русских мы, чеченцы, - бандиты. Для второго процесса мы сами выбирали присяжных и специально вычеркивали русские фамилии из списка в 70 человек. А в итоге за невиновность проголосовали на одного человека больше, чем на первом суде.

Что же так не понравилось присяжным в материалах следствия? С этим вопросом мы отправились на встречу с адвокатом Сергея Аракчеева Дмитрием Аграновским.

- У стороны защиты на третьем процессе доказательная база значительно расширилась, - встретил нас Дмитрий. - Одних свидетелей, доказывающих алиби ребят, у нас 30 человек.

Принц на БТР

Четыре года назад поздней осенью в переходе одной из кольцевых станций московского метро стояла милая, но очень странная девушка Люда. В руках она держала любопытный плакатик - на листе бумаги маркером было написано: «Ищу принца». Чуть в стороне хихикала подруга девушки, наблюдавшая за реакцией прохожих. Замученные работой или бизнесом московские мужчины с изумлением смотрели на этот перформанс и прибавляли шагу - некогда глупостями заниматься. А те, кто останавливался и пытался завести разговор, на принцев никак не тянули. И Люда уже собралась уходить, потому что шутка оказалась в итоге совсем не смешной, а скорее грустной, но молодой военный, спешивший куда-то по переходу, вдруг сбавил шаг. Остановился и представился:

- Лейтенант Сергей Аракчеев. Принц.

Спокойный и уравновешенный, как и положено саперу, Сергей Аракчеев светился от счастья. Офицера только что полностью оправдал первый суд присяжных. Позади остались полтора года заключения. Ни он и ни его принцесса не знали и даже не предполагали, что впереди их ждут годы мучений, а не годы семейного счастья.

Мы осторожно спрашиваем Людмилу:

- Сергей не рассматривал такой вариант... Поступить, как группа Ульмана? Сбежать.

- Нет. Он сказал, что пойдет до конца и ни в чем не виновен. Когда в суде читали приговор, целых шесть часов читали, было понятно с самого начала, что приговор обвинительный. Непонятны были только сроки. Сергей мог спокойно уйти в перерывах. Мы гуляли по улице, но убежать... Сергей не видел в этом смысла. Если бы он убежал - признал бы свою вину. Были люди, которые предлагали ему бежать, помощь, уговаривали. Но Сергей агрессивно на эти предложения реагировал. Он говорил: «Мне и так пять лет жизни поломали, не хочу до самой смерти ее доламывать».

Последние годы Аракчеевы жили очень тяжело. У Сергея закончился контракт, но уволиться из армии он не мог по закону, потому что находился под судом. Не мог и пойти работать - военнослужащий. Да и какому работодателю нужен сотрудник, каждые две недели уезжающий на судебные заседания? Неравнодушные люди со всей страны переводили копейки на специальный счет. А сослуживцы?

Люда грустно улыбается:

- На словах, конечно, поддерживали. А на деле за него пытался заступиться бывший командующий дивизией. И получил за месяц 40 прокурорских проверок.

За Сергея встала стеной его жена. Как говорят юристы, «вошла в процесс». Изучала юридическую литературу и материалы дела, открыла в Интернете специальный сайт, ходила почти на все судебные заседания. Стоило ей это дорого. Люда, например, отказалась фотографироваться:

- Меня уже уволили с одной работы... Во время второго процесса. Без объяснения причин, внезапно. Вряд ли это было простое совпадение.

С первых минут разговора мы поразились, как лихо девушка с экономическим образованием оперирует сложными для языка юридическими терминами. Мы заметили одну особенность: когда Людмила говорила обо всех тонкостях этого сложнейшего дела, ее эмоции куда-то исчезали.

- Ничего удивительного, - сказал нам адвокат Аракчеева Дмитрий Аграновский. - На эмоции опиралась другая сторона процесса. Мы оперировали только фактами.

«Алиби на каждый день»

Этот защитник появился на самой безнадежной стадии - когда обвиняемых полностью оправдали два суда присяжных и стало ясно, что офицеров будут судить «до победного конца». И какого-то сочувствия от властей можно уже не ждать. И разжалобить суд, апеллируя к совести, увы, не получится. Поэтому и была выбрана единственно верная линия защиты - факты. И только факты. Об этом мы и поговорили, без эмоций.

- Алиби Аракчеева подтвердили 30 свидетелей! - ошарашивает нас Аграновский. - Из них пять человек - старшие офицеры, полковники и подполковники. Все вместе они выдают такую устойчивую картину. Аракчеев - сапер, каждое утро уходит на инженерную разведку, и только после того как его группа пройдет свою зону ответственности, может выходить любая другая техника. Поэтому, грубо говоря, у него было алиби на весь январь. Он выходил в инженерную разведку каждый день из тылового пункта управления воинской части 3186. При этом он был один офицер инженер-сапер и заменить его было некому. Мы допрашивали офицеров из этой части, у которых имелись свои зоны ответственности, они подтвердили - не заменяли Аракчеева.

Установка самодельных фугасов стала «народным промыслом», и платили за это хорошо. Такие самодельные «сюрпризы» находил инженерный взвод осужденных офицеров. .

По словам адвоката, в деле были представлены защитой два важнейших документа - журнал, который фиксировал въезд-выезд боевой техники с территории части, и журнал боевых действий, в котором отмечены маршруты, проверенные инженерной разведкой. И вообще пути Сергея Аракчеева и Евгения Худякова в этот день пересечься не могли. Они находились в совершенно разных районах Грозного. Да и познакомились они вообще только во время процесса! Разумеется, любую бумажку можно подделать. Но эти документы были изъяты прокуратурой еще 18 января 2003 года, когда ни Сергея Аракчеева, ни разведчика Евгения Худякова, ни их бэтээра в заведенном уголовном деле еще не было.

- Как же офицеры вообще появились в этом деле?

- Географически. Их часть ближе всего была к месту, где обнаружили трупы. И передвигались разведчики и саперы по этой дороге постоянно. Значит, они и убили...

Гильзы, колеса и темнота

По мнению Дмитрия Аграновского, первым в уголовном деле появился Владимир Цупик. Главный свидетель обвинения, за три процесса не отказавшийся от своих показаний. Все остальные свидетели обвинения на суде свои показания изменили.

- Возле трупов обнаружили гильзы калибра 7,62. Единственный человек, у которого было оружие такого калибра, - Владимир Цупик. По-видимому, за него взялись всерьез, - говорит адвокат. - Его оставили в Чечне, когда часть уже покинула республику. И особенного выбора у него не было: либо даешь показания, либо становишься главным подозреваемым. И только потом экспертиза установила, что все гильзы, найденные на месте преступления, никакого отношения ни к оружию Аракчеева и Худякова, ни вообще к оружию воинской части 3186, где они служили, не имели. Но это было потом...

Разумеется, мы спросили про запаску, которая якобы упала с бэтээра Сергея Аракчеева. И, по мнению потерпевшей стороны, именно она стала одной из важнейших улик. Оказывается, эта покрышка вообще не попала в уголовное дело. На ней сверили номера заводской серии и установили: у техники воинской части Аракчеева колеса совершенно иной серии. А в армии с этим строго, номера всех агрегатов и запчастей фиксируются в специальных документах. Поэтому покрышку куда-то выкинули еще на стадии следствия, много лет назад.

Есть и другие несоответствия. Странно, но в материалах дела ясно сказано, что БТР осужденных офицеров видели с блокпоста, который стоял в 600 метрах от места преступления. Для оптики это не расстояние. Но в это время в Чечне была непроглядная ночь, а фонарей на глухой полупроселочной дороге как не было, так и нет. Адвокат говорит нам, что специально запрашивал Государственный астрономический институт МГУ. В нем подтвердили, что так называемые навигационные сумерки (когда еще можно различать крупные предметы. - Авт.) в этот день закончились в 17.53. К моменту совершения преступления больше двух часов стояла кромешная темень. И этот документ тоже был приобщен к делу, но последний суд не принял его во внимание. Суд вообще не интересовали эксперты...

Ведущий эксперт-взрывотехник РФ Виталий Кондратьев, работавший на теракте в «Норд-Осте» и Беслане, установил, что офицеры не могли подорвать «КамАЗ» описанным в деле способом. Другой эксперт, чеченец, окончивший Грозненский пединститут по специальности «учитель труда», установил, что «КамАЗ» был подорван, но следов взрывчатого вещества нет. Именно эта «экспертиза» и устроила суд по всем параметрам.

Но почему-то не устроила два суда присяжных...

Цирк с присяжными

Нам рассказывали, что после второго оправдательного вердикта присяжные, наплевав на все условности, чуть не задушили Аракчеева и Худякова в объятиях. Почему?

Адвокат Дмитрий Аграновский рассказывал нам, что подавал предложение набрать присяжных на территории Чеченской Республики.

- Я не сомневаюсь, что, даже учитывая, мягко говоря, непростые отношения федералов и чеченцев, Аракчеев с Худяковым все равно были бы оправданы.

В одном маленьком городке под Ростовом корреспондентам «КП» удалось разыскать участника первого процесса. Андрей Егорович долго прощупывал нас, силясь понять, кто мы такие, но потом махнул рукой и позвал в дом пить чай.

- Скажу честно, пацаны, жалко ребят. Все-таки посадили их. Ну как хотели, так и сделали. Против лома нет приема...

По словам Андрея Егоровича, в первые дни процесса, еще не вникнув в дело полностью, он не сомневался в виновности офицеров. Мол, нажрались и накуролесили - обычное дело. А поскольку нажрались на войне, то и накуролесили по-военному - со стрельбой и трупами. Отвечать надо за такое. И перед людьми, и перед Богом.

Жизнь разделила этих людей (слева направо): старший лейтенант Евгений Худяков исчез. Адвокат Дмитрий Аграновский продолжает бороться. Сергей Аракчеев получил 15 лет. (А террористы из Буденновска, захватившие больницу, получили в среднем по 9 лет...) Фото Федора ЛАРИНА.

- Я не помню, давно было, но на третий день, кажется, я понял, что дело очень мутное. Начали все от своих показаний отказываться. Серега (Аракчеев. - Авт.) сказал, что из него выбили все. Обещали, что он пропадет, к чеченцам в СИЗО посадят. Потерпевший этот (Юнусов. - Авт.) мутный какой-то. Ему ногу прострелили в трех местах, радиатор прострелили. Пытали. А потом обратно привезли, в «Волгу» посадили и отпустили. Причем по материалам дела все это время ребята были в черных масках. А этот чеченец их потом опознал по глазам и бровям! Скажите мне, как можно опознать по бровям?!

Бывший присяжный внимательно следил за вторым и третьим процессами. Больше всего его возмутило то, что чеченцы не дали провести нормальную экспертизу тел и извлечь пулю, оставшуюся в одном из трупов. Все остальные ранения были сквозными. А эта пуля решила бы все.

- На одном из заседаний сторона защиты просила провести повторное вскрытие. Даже настаивала. Виноватые выкручивались бы до последнего, а про пулю бы молчали. И молились, чтобы не вспоминали. Ведь по ней экспертиза с точностью до 100 процентов определит, из чьего оружия она выпущена. Так что я тогда как проголосовал, так и до сих пор считаю. Вот только зачем нужно было этот цирк с присяжными устраивать, не понимаю.

Очевидно, понимает это только один человек - вынесший обвинительный приговор. Мы пытались разыскать судью Владимира Цыбульника в Ростове-на-Дону несколько дней. Ни один его телефон не отвечал, а в секретариате суда нам сообщили, что он ушел в отпуск. В отпуск, судя по всему, двойной, потому что календарный месяц с момента оглашения приговора давным-давно истек. Адвокаты осужденных жалуются, что им так и не передали протокол приговора, хотя суд обязан сделать это в трехдневный срок. А тем временем Европейский суд, который не заподозришь в любви к российским военным, принял к рассмотрению жалобу защиты Аракчеева и Худякова, осужденных на 15 и 17 лет, и затребовал дополнительные материалы. Еще одну жалобу сейчас рассматривает Верховный суд России. Продолжение следует?

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

Дмитрий РОГОЗИН, представитель России в НАТО, общественный защитник Сергея Аракчеева: «Этот приговор меня оскорбил»

- Нет и не было оснований для того, чтобы судить офицеров. Самая главная деталь этого дела - пуля - так и не была извлечена из погибшего! И сторона обвинения чинила препятствия экспертизе. Казалось бы, если они так хотят доказать вину офицеров, достаньте пулю из погибшего и сравните его с изъятым оружием подсудимых. Больше никаких прямых или кривых доказательств вины Аракчеева и Худякова в деле не имеется. Более того, я убежден, что настоящие убийцы на свободе. Сидят по домам и хихикают над нашей прокуратурой, которая пошла по самому легкому пути: нашла ближайшую к месту преступления воинскую часть и людей, которые теоретически могли оказаться на месте убийства. Дела Ульмана и его группы, Аракчеева - Худякова были возбуждены лишь по одной причине - воюющую армию судят по законам мирного времени. Это абсурд! Сам приговор меня оскорбил, и вне зависимости, где я буду работать, я не перестану заниматься судьбой своего подопечного лейтенанта Аракчеева.

ВЗГЛЯД С 6-го ЭТАЖА

Пуля преткновения

Ни Аракчеев, ни Худяков не признали сам факт убийства чеченцев. Обвинению оставалось опираться лишь на показания двоих свидетелей, которые в машинописном виде совпадали вплоть до орфографических ошибок. И это против 30 (!) свидетелей защиты, готовых подтвердить алиби офицеров.

Тогда сторона защиты сделала, казалось бы, и вовсе самоубийственный для себя ход - адвокаты предложили провести повторное вскрытие трупов. Ведь в теле одного из убитых осталась пуля - неоспоримая улика... если, конечно, офицеры виновны. Доказать, из чьего автомата выпущена пуля, можно очень быстро. И все встало бы на свои места.

Однако в эксгумации суд отказал - эта процедура «противоречит нормам ислама», «невозможно обеспечить безопасность экспертов».

Странно, нам каждый день показывают мирную жизнь Чечни, а если обвинение так уверено в виновности Аракчеева и Худякова, то лучшего повода, чтобы аргументированно, с фактами на руках доказать преступление офицеров, даже не придумаешь. Вместо этого от судебного процесса получился неприятный осадок. Над таким демократическим завоеванием, как институт суда присяжных, откровенно поглумились. Сами военные, участники контртеррористической операции, те, на кого еще не завели уголовные дела, грустно шутят: «Скоро вся российская милиция будет гоняться за всей армией». Ну а простые чеченцы, с которыми мы вдоволь пообщались в действительно ставшем мирным городе Грозном, о деле Аракчеева - Худякова ничего не слышали. Только в нашем пересказе. Один грозненский милиционер, чеченец и наш старинный приятель, прокомментировал суд над офицерами емко и метко:

- Мы закончим когда-нибудь ковырять наши русско-чеченские болячки?