Злой NN ползёт на берег

Откуда взялись античеченские фобии в постсоветской России

«Кто, кто... Известно, кто..." - место, занимаемое "лицами кавказской национальности" вообще и чеченцами в частности в современной российской "виртуальной реальности", кажется вполне естественным и органичным. По здравому размышлению эти настроения относятся не к реальности, а к области фобий. Столь же очевидной кажется и причина такого отношения - десять лет чеченских войн. Деконструкции этой и некоторых других "очевидностей" как раз и посвящена эта статья.

Обратившись к событиям и настроениям начала 1990-х, до начала "первой чеченской", с некоторым удивлением обнаруживаешь ту же самую фобию, тот же образ.

Когда речь идёт о 1994-м годе, можно было бы предположить в этом реакцию на чеченскую действительность: дискриминацию и исход невайнахского населения, ставшие регулярными захваты заложников, и т.п. Но в средствах массовой информации сообщения из Чечни тогда были по преимуществу о другом - о политическом и о вооружённом противостоянии в республике, а отнюдь не о "правах человека".

Можно, конечно, заподозрить, что эти настроения - некоторая составная часть (или же издержки - кому как нравится) пропагандисткой кампании, обеспечивавшей осуществление одобренного 6 ноября 1993 года Борисом Ельциным "плана Шахрая" - предполагалось организовать с сепаратистами переговоры "на фоне силового давления" таким образом, чтобы заставить Чечню снять вопрос о самоопределении вне России. "Давление" предусматривалось "высокое" - вплоть до свержения Дудаева и замены его на политиков, лояльных к Москве. План Шахрая мог бы остаться очередной ничего не значащей бумажкой, если бы 12 декабря не произошло нечто весьма для федеральной власти важное: большинство мест в парламенте получили отнюдь не сторонники Ельцина, идейные или номенклатурные, а оппоненты - коммунисты и национал-патриоты. Это было для исполнительной власти посерьёзнее, чем любые события в маленькой республике... В стане околовластных экспертов (которых тогда ещё не называли политтехнологами) воцарилось смятение: лобовое противостояние оппонентам оказалось, мягко говоря, непродуктивным, а собственной позитивной программы нет. И в этом смятении родилась идея перехвата лозунгов оппозиции: не совершить ли нам что-нибудь национальное и патриотическое? Например, не вернуть ли отложившуюся провинцию в лоно империи? Известно же - ничто так не поднимает упавший рейтинг, как маленькая победоносная война!

Действия начались незамедлительно - уже 16 декабря 1993 года был создан Временный совет Чеченской Республики, объединивший оппозиционные Дудаеву силы. В тот же день было обнародовано заявление Ельцина о закрытии административной границы с Чечней и взятии под контроль проходящих через нее железных дорог. Правда, в первой половине 1994 года еще оставалась надежда на мирное разрешение кризиса, но уже к лету, как водится в таких случаях, "силовики" оттеснили политиков. Учитывая личные качества Ельцина и Дудаева, сделать это было просто: второй публично сказал что-то нелестное о первом, первому услужливо донесли, и всё...

Но здесь речь идёт о действиях, а на уровне сознания, как выясняется при ближайшем рассмотрении, всё уже вполне сложилось даже не к скандальному началу нового российского парламентаризма, но к громкому завершению советской власти.

Если обратиться к радиопереговорам на Милицейской волне в ночь с 3 на 4 октября 1993 года, в канун штурма Белого дома, то выяснятся обстоятельства неожиданные. Речь в беседах милиционеров, уже изготовившихся к празднованию юбилея Московского уголовного розыска, идет вовсе не о конституционности и легитимности их оппонентов: слово "узурпатор" даже при желании с первого раза выговорить не могли. В адрес оппонентов несется иное: - "С черномордыми в Чечне жить будете! - Мужики, давайте всех чёрных хорошо разбабим! - Всех чернож... - к стенке. - Руцкой уже в Чечне давно. - Черных в плен не брать. Москва стояла и стоять будет, а эти нацмены никогда править нами не будут!". Достаётся и Руцкому: - "У него жена - мусульманка! Хасбулатовка, елки-палки!", но так же и: "Руцкой является почетным гражданином Израиля!". На следующий день милиционеры, выводя из взятого уже здания коллегу из охраны Белого Дома, объясняли ему: "Ты, тра-та-та, кому вообще служил? Один - чеченец, а второй вообще - еврей..." (См. "Русский ночной разговор"). А действия "силовиков", последовавшие за объявлением в Москве чрезвычайного положения, были направлены отнюдь не против "фашистов", но против "брюнетов". В частности, "зачищен" оказался принадлежащий Малику Сайдуллаеву концерн "Милан", известный всем как организатор "Русского лото".

Что же могло определить складывание столь серьёзных античеченских настроений к исходу второго года "российской демократии"?

И вновь вроде бы очевидный ответ: причина - в криминале. В новостях и разного рода политических комментариях, говоря об этом, обычно имеют в виду хищения нефти (которая многим представляется квинтэссенцией любой человеческой активности) и денег - по "фальшивым чеченским авизо". Действительно, почти все из многочисленных вооруженных структур в Чечне к 1994 году "занимались хищением нефтепродуктов под видом их охраны" - так бесхитростно писал об этом тогдашний дудаевский вице Зелимхан Яндарбиев (его мемуары "Чечения: битва за свободу" вообще богаты проговорками). Но чеченские заводы перерабатывали в основном нефть из других регионов - "оффшорное" положение Чечни просто помогало её владельцам осуществлять головокружительные комбинации. Но и тёмные дела с нефтью, и не менее масштабные аферы с фальшивыми авизо - проблемы отнюдь не чеченские, а общероссийские. Вторая - скорее даже московская: деньги-то обналичивались в Первопрестольной. Следствие по авизовым делам коснулось чиновников российского Центробанка, а в журналистских публикациях возникали отнюдь не чеченские фамилии, вроде братьев Черных. Бизнес вообще любит оффшоры...

Более того, "чеченский оффшор" активно использовали в начале 1990-х и российские "силовики". В сентябре 2004 года канал Ren-TV показал документальный фильм Игоря Прокопенко "Чеченский капкан" - компендиум околочеченской мифологии. Там, в частности, подробно говорилось о переброске в начале 1990-х через грозненский аэропорт самолетов с оружием в "страны третьего мира". Кроме того, российские силовые структуры использовали "оффшор" и для действий у собственных границ: чеченцы воевали в Абхазии в составе сил Конфедерации народов Кавказа, командовал ими Шамиль Басаев, а вооружали и обучали их офицеры российских воздушно-десантных войск и спецназа...

Но нефть, авизо и прочее - явления, с которыми "простые россияне", равно как и простые российские милиционеры, сталкивались изредка. Между тем, в образе начала 1990-х, сложившемся десять лет спустя, как непременное действующее лицо присутствует "чеченская мафия". Ярчайший тому пример - проза Виктора Пелевина: прежде всего "Generation П". Однако синхронные источники на этот счёт оказываются куда лаконичнее.

Так, 3 февраля 1993 года на пресс-конференции в московском ГУВД, посвящённой борьбе с организованной преступностью, начальник соответствующего отдела ГУВД Михаил Сунцов назвал чеченскую преступную группировку "наиболее организованной". В неё-де теперь влились остатки люберецкой группировки. Представители этой группировки стали отходить от простого рэкета и прямых преступлений - "чеченцы предпочитают контролировать крупные коммерческие структуры с большим уставным капиталом" (Эхо Москвы, "Эхо", 3 февраля 1993 г., 12:00).

Вообще-то есть основания полагать, что Михаил Васильевич Сунцов знал, о чем говорит. Один из ведущих специалистов в этой области, в 1999-м он, в звании полковника, возглавлял "этнический отдел" Главного управления по борьбе с организованной преступностью (ГУБОП) и занимался, в частности борьбой с похищениями людей. Когда осенью 1998 года занимавшийся поиском и освобождением заложников майор Вячеслав Яковлевич Измайлов передал свои контакты в ГУБОП, за пару месяцев люди Владимира Рушайло освободили столько же людей, сколько сам Измайлов за два года.

Действительно, чеченцы в начале 1990-х заявили о себе в преступном мире - и к тому были предпосылки: у выходцев из сохранившего многие архаические традиции чеченского общества, были качества, позволявшие это сделать.

Один знакомый автора находился в начале 1980-х в зоне общего режима в республике Коми - его, "политика", отправили туда подальше от столиц. На общем режиме значительную часть зэков составляли местные, но были и вайнахи - человек пять-шесть. Как-то старшего среди них "закрыли" в ШИЗО, и местные решили использовать это обстоятельство, дабы окончательно разобраться: кто здесь главный? Оставшихся в зоне вайнахов вызвали на "разборку". Те запросили мнение "старшего" своей "семьи". Он из ШИЗО прислал "маляву": "зовут - идите, разбирайтесь". И тут, рассказывал этот знакомый, они медленно - но без какой-либо паузы, - начали собираться, слезли с нар, медленно поправили одежду, засунули в голенища "прахорей" свои "пики", и вышли из барака. Барак, в котором находились местные, и где их ждали на "разборку", находился на другом конце лагеря. "Они не торопясь шли по зоне, словно в каком-то классическом вестерне - только в вестернах жара и пыль, а тут - снежные сугробы и пар от дыхания. Они дошли до барака, и секунд через тридцать после того, как за ними закрылись двери, изо всех окон и дверей посыпались полуодетые, в чём были, "пацаны" - те самые "местные"; все вопросы были решены..." Больше всего моего знакомого поразил этот автоматизм в исполнении приказа того, кого эти люди признавали за старшего, готовность и решимость немедленно идти против многократно превосходящего противника. Собственно, это был и не приказ даже, а скорее разрешение: они и сами понимали, что выжить можно, не отсиживаясь, а только атакуя.

Однако отметим: в данном случае речь идёт не об отдельном "чеченском сообществе", а об одной "семье" в рамках живущего "по закону" лагерного коллектива.

Потом уже, в начале девяностых, эти качества в принципе позволяли чеченским группировкам конкурировать со "славянскими" (читай - со всеми остальными) в "контроле" и "крышевании" чего-либо и в разделе сфер влияния - уже не "по закону", а "по беспределу". Действительно, их дерзость и безжалостность в отношении жертв или в борьбе с конкурентами можно было оправдывать "обычаем". Субъектами адата - обычного горского права - являются лишь "свои", члены общины, обитатели одной долины, ущелья, но не "чужие" (общеизвестные законы горского гостеприимства в дальнейшем компенсировали эту сторону адата). В начале девяностых, в "беспредельное" время, это свойство адата можно было при желании противопоставить "воровскому закону" - и это давало преимущество в конкуренции с другими преступными группами. Точно так же, во второй половине 1990-х весьма удобным инструментом для похитителей людей оказался "ваххабизм": своих соплеменников-мусульман похищать нельзя, но можно объявить себя и своих "истинными мусульманами", тогда остальные окажутся мусульманами неистинными, законным "объектом охоты". Именно это обстоятельство привело к 1997 году под знамёна "ваххабизма" многих бандитов, до тех пор излишней религиозностью не отличавшихся. Почти что любая традиция или идеология может быть использована для разделения людей, так что не стоит винить ислам или горские обычаи - скорее, виноват тот, кто их использует для оправдания преступления.

В конце концов, сам "воровской закон" отделяет "настоящих людей" - субъектов этого "права" - от остальных, никакими правами не наделённых. Смысл слова "закон" в данном случае русским языком передается не совсем точно, поскольку заимствовано оно было из языка польского. Арго преступного мира складывалось тогда, когда в Российскую Империю еще входила Польша, и восприняло кое-что из польского языка. По-польски слово "закон" означает "орден", монашеский орден, например - "закон иезуитов": вступая в "воровской орден", человек отказывался от "мира" - от участия в жизни государства, от семьи, ото всего. Но лишь члены братства были друг для друга полноправными, в отношении остальных было дозволено всё.

Действительно, выработанные с детства в традиционной чеченской сельской общине качества - дерзость в борьбе за лидерство, решимость и умение идти до конца, в сочетании с традицией уважения к старшим и подчинения им, - давали чеченцам фору в преступном мире. Впрочем, те же качества делали их отличными солдатами и сержантами Советской армии - "А Коля-"Зять" пошёл в десантные войска / И там по слухам он вполне "нашёл себя"" (Ю. Визбор, “Волейбол на Сретенке”). Чеченская война показала, сколь опасны они в качестве противника...

Вообще, традиционо замкнутая община со своей иерархией, условностями и обычаями – будь то чеченское село, или сицилийская деревня середины прошлого века, или еврейское местечко вековой давности - это "область высокого давления": молодые люди приобретают здесь способности, о которых подчас до поры до времени сами не подозревают. Они - те, кто не исковеркан и не сломан - похожи на сжатые пружины. Когда история на очередном витке выбрасывает их в окружающий мир, эти способности могут дать им преимущества в самых разных областях, включая и криминальную. Про сицилийскую мафию стараниями кинематографа знают все. Русская "феня" не зря на добрую треть заимствована из идиша. Но ведь не меньший след выходцы с Сицилии оставили в современной итальянской литературе. А о евреях в русской культуре и в российском государстве можно, пожалуй, и не говорить. Последнее десятилетие двадцатого века разметало по свету добрую половину чеченского народа, и итог этого рассеяния - дли самих чеченцев и для всего мира - ещё неясен...

Но выше речь шла о возможности реализации именно выходцев из традиционной общины прежде всего в окружающем сообществе и в его рамках. В какой-то степени в это окружающее модернизированное общество выносятся и традиционные социальные структуры и институты (в Италии - иерархия и закон "омерты"). В какой степени это применимо к чеченцам? Насколько их традиционные связи могли бы помочь в построении того самого "преступного сообщества"?

Действительно, в начале 1990-х в преступном мире набирали силу отрицавшие "воровской закон" "беспредельщики", но теперь, сквозь десятилетие, так называемая "чеченская мафия" оказывается не столь заметна. Криминал в современной России - едва ли не любимая тема для изданий "в ярких обложках", но фигурируют там "лица" самых разных национальностей, чеченцы места, контуры которого обрисовал Михаил Сунцов, не заняли. Были дерзкие преступления, был "контроль" над чем-либо, включая "предприятия с большим уставным капиталом", но в борьбе за влияние в преступном мире свой след оставили другие. Почему?

Рискну выдвинуть гипотезу: те же самые качества, что давали преимущество в установлении "контроля" над чем-либо и в борьбе за этот "контроль", устанавливают и его пределы. Лидер мог создать группу, но не мог выстроить иерархию. Система получалась одноранговая и масштабированию не подлежала. "Национальный характер", соответствовавший общественному строю - военной демократии - неминуемо порождал конкуренцию между лидерами.

Собственно, сходные обстоятельства помешали становлению чеченской государственности и в XIX, и в XX веках. Конфликты между Джохаром Дудаевым и его ближайшим окружением выбросили в оппозицию его вчерашних сподвижников и попутчиков.

Имам Шамиль создавал своё государство, опираясь на исламское право, на шариат, и противопоставлял его адату.

Современные чеченские радикалы ведут успешные диверсионно-террористические действия и партизанскую войну - но Шамиль Басаев и другие лидеры "ваххабитов" опираются при этом не на чеченские традиции, а на местный извод салафитского "истинного ислама". Наконец, и действительно масштабные преступные группы, занимавшиеся похищениями людей в конце 1990-х, тоже были "ваххабитскими".

С другой стороны, ведущие сегодня войну с ваххабитами чеченские профедеральные формирования либо многое взяли в организации и выстраивании отношений от самих "ваххабитских" отрядов, либо созданы по вполне федеральному образцу и строю.

Это краткое перечисление подтверждает тезис о том, что преимущества, даваемые обществом традиционным, могут в должной мере проявиться лишь в модернизированной среде окружающего мира.

Сказанное накладывает ограничение на связи вертикальные, на "высоту" пирамиды пресловутой "чеченской организованной преступности". Но, оказывается, "база" этого гипотетического сооружения также не могла быть обширна, поскольку, несмотря на кажущуюся вайнахскую солидарность, горизонтальные связи в чеченской диаспоре также были затруднены. Вроде бы очевидно, что чеченские бизнесмены, сталкиваясь с местным российским рэкетом, могли рассчитывать на помощь "родной крыши" - чеченских же криминальных группировок. А это неминуемо приводило бы к росту влияния этой самой "родной крыши". На практике же обращение за помощью к представителям другой семьи даже в форс-мажорных обстоятельствах (в случае "наезда") было бы нарушением обычая. В таких случаях предпочтительно и "по обычаю" было купить оружие самим и в случае явления "мытаря" - стрелять. Чеченцы не шли под "чеченскую крышу", и не образовывали, таким образом, вертикальную иерархическую мафиозную структуру. Чеченцы не были склонны и к "горизонтальному" объединению, и не образовывали сплошную среду.

Отойдя же от темы криминальной, что мы можем положить в обоснование античеченских фобий начала 1990-х? Остаётся опыт повседневного общения с пришельцами - "понаехали тут". Но к началу 1990-х чеченская активность в России сильно упала по сравнению с предыдущими годами и десятилетиями. Каждое лето десятки тысяч молодых мужчин отправлялись из Чечни в центральную Россию и Сибирь - на "шабашку", вообще выполнять "продовольственную программу" для страны… и для своих же семей: это было едва ли не главным спасением от высокой скрытой безработицы. Но с конца 1980-х ассигнования на агропром, включая сельское строительство, снижались. В результате летом 1991-го эти самые десятки тысяч остались дома - и стали теми "массами", что совершили "чеченскую революцию".

Подводя итог, можно сказать: да, были чеченцы в общероссийском криминале. Но не только чеченцы. Был и чеченский криминал - отдельные дисперсные группировки. Но были и другие. Были и чеченцы, просто работавшие и жившие в других регионах России. И другие кавказские народы занимались тем же самым. Но ничто из этого по отдельности не могло стать рациональной основой масштабной этнической фобии начала 1990-х! Так в чём же дело?

Второе лицо кавказской национальности

Генезис античеченских фобий в постсоветской России

Попытки найти рациональное объяснение "образа чеченца", сложившегося в России в начале 1990-х, приводят к странному результату. Оказывается, предпосылки для создания столь яркого образа к тому моменту если и имели место, то во всяком случае не стали фактором общественного обсуждения (как криминальное давление на невайнахское население в самой Чечне), либо ещё не имели место как таковые (криминальное давление на сопредельные территории, массовый захват заложников), либо оказывались сильно преувеличены - как наличие в России организованного чеченского преступного сообщества. Последнее обстоятельство было подробно рассмотрено в предыдущей статье: особенности того самого традиционного чеченского менталитета, что давал вышедшим в окружающий социум его носителям преимущества в разных сферах - от армии до криминала, - препятствовали как выстраиванию вертикальных "пирамидальных" иерархических связей, так и созданию основания для этой "пирамиды". Да, были чеченцы в общероссийском криминале, был и чеченский криминал - отдельные дисперсные группировки. Существовала и диаспора - чеченцы, просто работавшие и жившие в других регионах России, - которая при этом не была и не могла быть сколько-нибудь монолитной, (разве что при очень сильном внешнем давлении). И ничто из этого в начале 1990-х не могло стать рациональной основой для столь избирательной и масштабной этнической фобии. То есть, были и иные этнические группы в тех же "экологических нишах", в которых присутствовали вайнахи, но на них не было такой острой реакции.

Возможное - и кажущееся единственно рациональным! - объяснение состоит в том, что на юге России уже было заложено основание затяжного сепаратистского конфликта, и поэтому россияне воспринимали все новости "на чеченскую тему" особенно болезненно.

Однако был в то время и другой конфликт, занимавший куда большее место в политической жизни и в масс-медиа страны. Это - начавшееся едва ли не сразу после краха августовского путча 1991 года противостояние исполнительной и законодательной власти. И с той, и с другой стороны были лица - "первое лицо" государства: президент России Борис Ельцин, и "второе лицо" - председатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов.

Но какое, скажете вы, имеет это отношение к теме нашего исследования?

Конечно, и простые россияне, и простые же чеченцы отчасти воспринимали Руслана Имрановича в соответствии с его паспортной национальностью. Обострявшаяся по мере приближения к концу советской власти "дружба народов" тому способствовала. Слово "отчасти" тут отнюдь не лишнее: Хасбулатов через радио- и телевизионные новости настолько присутствовал в каждом доме, что утратил для большинства этнические черты - как Хабибулин, Кобзон, Гергиев или же вежливый сосед по лестничной площадке, который мусор аккуратно выносит и здоровается каждое утро. Таких людей, предельно конкретных, народное сознание отрывает от слишком абстрактных племенных общностей и принадлежность к ним не припоминает - если, конечно, на это сознание не "капать" ежечасно...

Да и сам Руслан Хасбулатов был скорее частью "советского народа - новой исторической общности людей". Сделав неплохую комсомольско-партийную карьеру, он уже четверть века назад причастился к советской номенклатуре. Как? Дело в том, что рекомендация в КПСС была получена им после успешной "зачистки" Московского госуниверситета от участников "митинга гласности" 5 декабря 1965 года на Пушкинской площади, за которую Хасбулатов отвечал в бюро комсомола Университета. Нормальная "профилактика": таким вот образом власть избавлялась от чужих и "повязывала" своих.

От дудаевской Чечни Хасбулатова достаточно быстро "отделили", новое чеченское руководство с ним поссорилось. Со стороны Грозного это было неудивительно, по причинам как формальным, - для властей считавшей себя уже отложившейся от Федерации Чечни Руслан Имранович начальником не был, - так и неформальным - к занимавшему вторую (примерно) должность в России соплеменнику (а так высоко во властной иерархии не поднимался ни один чеченец!) эти самые власти ревновали свой народ, уважающий такие успехи, куда больше, чем к любому высокопоставленному великороссу. Ревновали настолько, что приписывали ему разного рода коварные замыслы - скорее всего, напрасно... Хасбулатов претендовал на первенство в метрополии - зачем ему была родная провинция (ну, по крайней мере, до выхода из Лефортово в 1994-м)?

Сам Руслан Хасбулатов тоже достаточно быстро успел подчеркнуть эту дистанцию. В начале 1992 года он "прославился" своим указанием директорам московских гостиниц: гнать чеченцев взашей! Ну, по крайней мере, так восприняли это указание и директора, и изгонявшиеся чеченцы...

Об этом, между прочим, писали "Известия". Реакция спикера была болезненной - вот что в июле 1992 года говорил об этом Егор Яковлев, на тот момент - председатель Всероссийской телевизионной компании "Останкино":

"Известия" публикуют серьезный материал, как по указанию Хасбулатова его земляков-чеченцев выгоняют из московских гостиниц, при этом еще избивают. Что делает Хасбулатов? Он тут же объявляет, что "Известия" - подкупленное издание. "Известия" обращаются с иском в суд. Вместо того, чтобы представить документы, которые требует народный суд, Хасбулатов начинает травлю "Известий", появляется это решение, которое направлено на закрытие "Известий".

(ОРТ, Студия "Политика", "Гласность в опасности", 15 июля 1992 г., 19:45)

"Это решение" - выносившийся на голосование через два дня, 17 июля, проект постановления Верховного Совета "О государственной политике в сфере массовой информации", ужесточавший контроль над основными СМИ, - и было поводом к выступлению Яковлева.

А осенью 1992 года эпизод с гостиницами даже был использован при попытке "Коалиции реформ" инициировать отзыв Хасбулатова с поста спикера - среди прочих причин:

...Авторитарные методы управления, подмена деятельности правительства парламентом... Лидеры "Коалиции..." представили некоторые распоряжения председателя Верховного Совета противоречащие Конституции. Несколько десятков распоряжений уже опротестовано депутатами в Конституционном суде.

Так, в частности, расследование, проведенное Комитетом по правам человека, установило, что Руслан Хасбулатов отдал устное распоряжение о выселении чеченцев из гостиниц Москвы, что является нарушением прав человека. Президиуму Верховного Совета предложено создать комиссию по расследованию этого факта. Все это дискредитирует парламент.

(ОРТ, "Новости", 2 сентября 1992 г., 18:00)

Видимо, никакие другие эпизоды расследованы и проанализированы просто не были.

Этот сюжет ему потом не раз и не два припоминали - вновь те же инициаторы отставки спикера на своей пресс-конференции (Радио России, Информационно-аналитическая программа, 6 сентября 1992 г., 22:00), "Коммерсантъ" (в номере от 25 октября 1992 г.), снова по радио, в таком ряду: "грубость, ложь, превышение полномочий, склонность к авторитарности, внедрение в Академию наук, вселение в брежневскую квартиру, выселение чеченцев из гостиниц" (Радио России, Комментарии - Репортажи - Интервью, 28 октября 1992 г., 14:00), и так далее...

Только в январе 1993 года Хасбулатов прокомментировал это своё распоряжение:

Хасбулатов: Вы помните, меня ведь полгода в буквальном смысле, я не знаю, как только не изощрялись за то, что я, якобы, отдал приказ о выселении из гостиниц московских чеченцев. Помните?

Вопрос: А вы отдавали приказ?

Ответ: Но я ведь вам объяснял однажды. Речь шла не о приказе, а о том, что до меня дошли очень серьезные разговоры о том, что в московских гостиницах, причем некоторые из них выдают себя за моих родственников, за моих помощников, за близких, и якобы им охотно идут навстречу. Не поселяют других граждан РФ, а поселяют вроде бы вот из Чечено-Ингушетии людей.

И когда до меня эти слухи дошли, я министру, кстати, внутренних дел предложил собрать в Верховном Совете, и, по-моему, полсотни директоров гостиниц пришли. И сказал им четко и ясно, что если вам впредь скажут о том, что кто-то поселяется по моей просьбе, что мои родственники, что мои помощники, не верьте этому. Если до меня еще дойдут такого рода слухи, то я попрошу в соответствии с законом наказать вас. Скорее всего, я так сказал, может быть, вы берете сами чего-то от этих людей, а потом, чтобы оправдаться, может быть, вы и сами ссылаетесь на то, что якобы я это делаю. Такой разговор действительно был. Но, к сожалению, наша печать, вы помните, преподнесла это несколько в ином свете.

(Московский телеканал, Интервью с Р.И.Хасбулатовым, 16 января 1993 г., 19:20)

Боюсь, что и собранные на беседу с высоким начальством "полсотни директоров гостиниц" поняли руководящее указание "несколько в ином свете" - и результат такого понимания был вполне предсказуем. Но Хасбулатову-то что? - Он ведь обретался на ином, куда более высоком уровне!..

То есть, если до 1993 года Руслану Имрановичу припоминали его этничность, то лишь в том смысле, что он о ней забыл. В общем,

После событий конца 1991 года - начала 1992 года: конфликт с Чечней, выселение чеченцев из московских гостиниц по личному приказу Хасбулатова, связываемая с именем спикера попытка переворота в Чечне, - председатель ВС РФ перестал существовать для своего народа.

("Коммерсантъ", 25 октября 1992 г.)

Какое же в этом случае отношение имеет Руслан Имранович к нашему сюжету, если его "из чеченцев исключили"?

Самое непосредственное - стоит только захотеть!

Источник: Полит.Ру